Щит - Страница 55

Галка ни к чему не готовилась. Более того, ее менталитет просто не мог вписаться в общество, настолько отличное от покинутого. Даже в „калужском“ будущем ей предстояло решать серьезные проблемы. А уж среди предков, на Руси…

Вписалась. Сходу. Влет! Нарушая все писаные и неписаные законы психологии и социологии. Ей покровительствовали дружинники, к ней на посиделки бегали девки и молодицы, за ней хвостиком ходили дети. Ей сходили с рук дурацкие шутки, количество которых не уменьшалось. Более того, пострадавшие даже жаловались на „мавку“ через раз и как-то неуверенно. Действующий Древлянский князь учил мечевому бою (это после истории с чубом!), а будущий Великий Киевский брал уроки арифметики.

И всё без малейшего напряга, не пытаясь подстроиться под окружающих. Она со всеми оставалась собой — недовзрослевшим взбалмошным ребенком.

По местным меркам Галка дитем не являлась. Взрослая женщина. В ее возрасте большинство уже давным-давно замужем. Но она воспринималась исключительно как дочка или младшая сестренка. И ладно бы только нашими парнями. Дружинники, из коих половина была не сильно старше девчонки, относились к ней точно так же.

С женщинами получалось иначе. Молодки буквально смотрели в рот, повторяли каждое слово и пытались копировать поведение. Хорошо хоть, на розыгрыши „а-ля Багранова“ не решались. А вот эпидемия покраски волос по Киеву прокатилась. За неимением дефицитного фиолетового „Лореаля“ (коробку всё же конфисковали на нужды „Стрибожьих детей“, клятвенно пообещав „в случае чего“ прикрыть ребенка от „следствия“), киевлянки пользовались натуральными заменителями, которых оказалось значительно больше, чем можно предположить. Во всяком случае, до самой зимы девки шокировали окружающих косами самых невероятных оттенков. Потом поветрие сошло на нет, благо по долговечности местные красители патентованной химии в подметки не годились. Зато стало очень легко отличать христиан: бедолаги, крестясь, отшатывались от каждой проходившей мимо девки.

Дети же, начиная с малолетнего Святослава, совершенно не задумывались над сложными проблемами. Они просто искренне любили „тетю Мавку“, всегда готовую бежать на речку наперегонки с оравой малышни. Впрочем, сам Славик называл подружку „тетя Галка“, а иногда и просто „Галка“, подчеркивая своё высокопоставленное происхождение.

Скоро девчонка ощущала себя в Киеве, как рыба в воде, и моталась по городу из конца в конец, напрочь замучив негласно приставленных „во избежание“ сопровождающих. Случаи-то, они разные бывают.

Оказалось, и вправду, бывают. Галка возвращалась с очередной выходки, когда в глухом переулке на нее набросились три мужика. Девчонка даже в стойку стать не успела, как подоспевший „дежурный по мавке“ раскидал нападающих. К сожалению, Тишата, перепугавшись за „ребенка“, работал на поражение, не думая о взятии пленных. К большому сожалению… Последующих событий можно было избежать…»

Киев, лето 6447 от Сотворения мира, листопад

Киев Заславу нравился. На вид деревня-деревней, а вот ощущалось что-то такое… Столичное, что ли. Похожее ощущение было в Москве. Той Москве, которая помнилась по совсем раннему детству. Тому, счастливому, в котором были мама и папа. Папа совсем не запомнился. Может, не так много времени проводил с сыном, а может… А маму Заслав помнил. Нет, ни лицо, ни фигура в памяти не остались. Только мягкие нежные руки и общее ощущение тепла. И обрывки прогулок. Высокие дома, горка на детской площадке, гаражи у бетонного забора… И непередаваемый запах, нет, не запах, что-то воспринимаемое седьмым чувством, ощущение не просто города — Столицы. В Кордно такого не было. В Киеве, пусть и был он нынешний меньше любого, самого маленького района той Москвы, было то же самое ощущение. Власть? Деньги? Нет, что-то другое, не объяснимое…

На русина, что был на полголовы выше, а в плечах на ладонь шире любого встречного, всякий обращал внимание. Вой — тут же примерялся, как бы, если стакнешься с таким велетом, победу вырвать. Купчина — как бы этому справному продать чего подороже, ведь заметно, что денежки в калите позванивают. Ну, а молодки смотрели по-своему. С нескрываемым корыстным интересом. Да с поволокой в очах. Обещающей.

Заслав бродил без особой цели, делая вид, что ничьего внимания не замечает. То заходя в оружейные ряды, примеряясь к товару, то просто присматриваясь к окружающим, впитывая многоголосье и многолюдье стольного града. Выпал редкий свободный денек, не отягощенный ни учением княжьих гридней хитростям рукопашки, ни бесконечными полевыми занятиями, на которых в дубовые дружинные головы забивались хитрые премудрости воинской науки, за прошедшую тысячу лет изрядно пополнившей свой багаж. Отпустил воевода Серый ненадолго по стольному граду побродить, от службы охолонуть, и хорошо.

Бесцельные шатания уже успели изрядно надоесть. Но ноги, прислушавшись к жалобному бурчанию в брюхе, сами понесли к ближайшей обжорке, из которой валил густой дух поджаренного мяса… Нюх не подвел, кормили в местном общепите не то, чтобы шикарно, но мяско готовить умели. И квасок хорош. Можно и меду взять, да только нет тяги к хмельному. Конечно, в «Дубраве» спиртное было. Хоть обпейся, если время найдешь! А иногда просто на ужин наливали. Но Заславу не нравились ни коньяк, ни водка, ни даже пиво. И остальным дружинникам — тоже. Вот такой народ подобрался. Или это тоже входило в критерии отбора: чтобы на спиртное люди были крепки, но не падки.

С трудом вылез из-за стола, поглаживая умиротворенный желудок. Довольный организм гулять больше не тянуло. А до обозначенной временем возвращения полуночи, было еще долго.